Лучшие книги 2024 года: итоги первого полугодия

Василий Владимирский, литературный критик:

Это самая ирландская книга Йена Макдональда и, кажется, единственный полновесный фэнтези-роман в библиографии автора, добившегося успеха благодаря сай-фаю разной степени жесткости — от сновидческой «Дороги запустения» до посткиберпанковского «Некровиля» и НФ-трилогии «Луна».

История начинается в 1913 году, накануне Великой войны и незадолго до Пасхального восстания — событий, ознаменовавших конец эпохи романтического воображения, — а заканчивается в начале 1990-х, когда эта книга впервые увидела свет. Три поколения женщин из одной семьи впускают в свою жизнь обитателей полых холмов — выходцев из чудесной страны, что лежит за пределами ведомых нам полей, но при этом гораздо ближе, чем кажется. «Война символьных систем, битва между призраками, духами, мифологиями, одновременно самыми реальными и самыми нереальными из всей совокупности сущностей», как описал это один из героев книги, оборачивается гимном ирландскому романтизму, оптимизму и жизнестойкости. Ну а камертоном звучат тексты великих ирландцев XX века — Уильяма Батлера Йейтса, Джеймса Джойса и Сэмюэла Беккета.

Константин Мильчин, шеф-редактор Букмейта:

Некто Саймон заходит в дом, а там — труп молодой женщины. Следующая глава отбрасывает нас на пару месяцев назад: Саймон случайно встречает ту самую девушку; они когда-то любили друг друга, но что-то пошло не так, они расстались; теперь он женат, она замужем, у обоих браки в кризисе. Они начинают встречаться. Дальше в книге появляется жена Саймона, Вики, которая пытается украсть у него миллионы долларов. И еще удивляется, что сделать это не так-то просто. Она даже возмущается: ну нельзя же настолько не доверять женам и продумывать такую хитрую защиту от воровства! Еще Вики будет изменять Саймону с жуликоватым трейдером. Впрочем, это лишь первоначальная расстановка фигур, дальше все еще несколько раз поменяется, потом еще несколько раз — в доме лжи все пытаются друг друга обмануть и сами обманываются. Финальный твист заставил автора этих строк орать от восторга во весь голос. Триллер, где все ружья висят там, где должны висеть, а сюжетные арки просто идеальны.

Елена Рябцева, продюсер видео и подкастов Кинопоиска, филолог:

Сальников построил уникальный и самодостаточный фэнтезийный мир: есть люди и есть драконы, между ними была война, потому что люди — коммунисты, а драконы — капиталисты. Но все не так однозначно. Драконы выглядят как человеческие соседи, а драконий язык отличается от нашего только тем, что глагол-сказуемое, как в латинском языке, в конец предложения ставится. Мастерство же Сальникова заключается в том, что, даже закрыв книгу (или закончив аудиоверсию в озвучке Сергея Гилёва), мы не сомневаемся: мир Когнаты продолжает существовать; там возвращают домой потерявшихся детей (и человеческих, и драконьих), натыкаются в аномальной зоне под названием Зеркало на «необъясненные явления» вроде говорящего танка Вадика и, главное, переосмысляют причины и исход войны.

Этот книжный сериал — своего рода осколок большой вселенной уровня Стругацких. Не на все вопросы мы получим ответы, но этого как будто бы и не нужно. Главный вывод, который я сделала: как не стоит село без праведника, так и наш зыбкий мир будет держаться, пока есть среди нас такие вот Константиновы Константины Константиновичи, потому что они трижды постоянны и стойки (в переводе с латинского), а еще эмпатичны и милосердны.

Елена Васильева, редактор оригинальных проектов Букмейта:

Дебют литературного критика Марии Лебедевой в прозе — история двух единокровных сестер, которые впервые встретились после смерти отца. Младшая Яся приезжает к старшей Кире да еще и берет с собой клетку со странной белой птицей. Девушкам кажется, что у них мало общего, но у обеих есть очень сильное чувство эмпатии — они унаследовали его от отца. Из-за этого сестры тонко воспринимают окружающий мир, и каждое соприкосновение с ним, будь то утро рядом с телевизором или разговор с коллегой, может вызвать у героинь сильный наплыв чувств и острые реакции психики. Кира и Яся пытаются разобраться в себе, в том, что они знают об отце, а еще разгадать загадку белой птицы. Роман Марии Лебедевой удивительно метафоричен (его название, например, — это метафора одного из психических заболеваний), а еще это новая энциклопедия русской жизни (буквально от похорон до свадьбы с маршруткой по пути) и дебют, непохожий на книги других молодых русскоязычных авторов.

Неля Шаймурзина, редактор витрины Букмейта:

Писатель, художник, реставратор и затворник Алексей Смирнов фон Раух написал «Доску Дионисия» в стол в 1976 году, однако, несмотря на 50-летнюю выдержку, роман читается сейчас бодро и свежо.

Итак, Советский Союз, 70-е. Кандидат искусствоведения Анна Петровна отправляется на поиски пропавшей иконы Спасителя авторства Дионисия. Она, конечно, не одна в этом полубезумии: тут потомки дворян, беглые монахи, кагэбэшники и бандиты. Детективная завязка пусть несложна и оберточна, но задает динамику с самого начала. И это не единственное достоинство: по ходу действия сюжет обрастает деталями, характерами, чувствами. Образный язык романа воссоздает прошлое, но не закостеневшее и покрывшееся пылью в серванте, — прошлое в «Доске Дионисия» живет и дышит, оно жестокое и жадное (сильно ли отличается от настоящего?).

Скоро в Букмейте выйдет аудиоверсия книги, прочитанная основателем первого в России частного музея икон «Невьянская икона» Евгением Ройзманом (признан иноагентом в России), и это еще одна причина познакомиться с романом.

Кристина Ятковская, редактор книжной рубрики Кинопоиска:

На эту крошечную книгу я наткнулась случайно, увидев в Букмейте сумасшедшее количество гневных отзывов. Стало любопытно, чем людей так возмутил невинный поэтический сборник. И он меня просто очаровал. Разум Скидана, его ход мысли, ненатужная игра слов, такая приятно близкая когнитивная база, строчные буквы, его «ты мой вечер у клэр / колено клэр» и прочее. Тут одновременно сочетаются сквернословие и изящество, дворовое хулиганство и мировая философия, бесконечные слои культурных отсылок и пока еще мало отрефлексированное в художественной литературе переживание последних странных и трагических лет. Ультрасовременная поэзия, которая дает веру в этот жанр в 2024 году.

Алексей Ионов, журналист, постоянный автор Кинопоиска:

На русском языке вышло уже три биографии Терри Пратчетта, но «Жизнь со сносками» Роба Уилкинса оставляет своих конкурентов далеко позади. И дело не в статусе официальной биографии, а в личности ее автора. Роб Уилкинс полтора десятилетия работал личным помощником создателя Плоского мира и за это время накопил огромное количество самых разных историй и воспоминаний о сэре Теренсе. На страницах книги тот предстает перед читателями самым разным: веселым и грустным, сварливым и раздражительным, уверенным и полным оптимизма, усталым и растерянным — в общем, настоящим живым человеком, а не литературным памятником. Кроме того, текст Уилкинса основывается на попытках самого Пратчетта написать собственные мемуары, и это придает многим событиям и поступкам в его жизни, особенно в ранние годы, важный контекст, отсутствовавший в других биографиях.

Дмитрий Охотников, креативный директор Кинопоиска, автор YouTube-канала SUPER_VHS и Telegram-канала «Дима SuperVHS: мемы и кино»:

Россия увязает в вялотекущем хтонопокалипсисе: по всей стране возникают застывшие фигуры мертвых детей, которые не извести ни взрывчаткой, ни эзотерикой. Два героя — брат и сестра — отправляются в роуд-трип, чтобы изучить это загадочное явление. Параллельно земли покрываются борщевиком и китайской экспансией, но самое пугающее, как обычно, прячется во флешбэках простых людей.

«Кадавры» — это путеводитель по болевым точкам общества, которое из последних сил игнорирует происходящую с ним трагедию и закрывает глаза на все, что происходит за стенами серых панелек, даже если эту крипоту видно из окна. Книгу сравнивают с видеоиграми типа The Last of Us или Death Stranding, с «Дорогой» Кормака Маккарти и другими историями о тлении поломанного мира, но главным источником вдохновения тут является живой и вполне реальный гнев самого автора.

За почти документальными описаниями поездки, цитатами из научных трудов и даже кулинарными рецептами стоит один и тот же вопрос, неоднократно задаваемый в самых разных формулировках: неужели даже к такому кошмару люди могут просто привыкнуть?

Бэтси Исакова, продюсер подкастов Кинопоиска и Букмейта, автор канала «киновойс»:

Что такое российский блокбастер? Почему успех балабановских «Братьев» определил спрос на отечественного производителя, закончившийся так же быстро, как и начинался? И как это связано с нашим национальным самосознанием?

В «Истории российского блокбастера» ответы даются так, будто информация всегда лежала на поверхности, и только мы своим замыленным взглядом изнутри ее не замечали. Кажется, это и правда единственный источник о российском кино, который, оглядываясь назад, видит не хаотическое влияние судьбы, а четкую цепочку событий и персоналий, приблизивших нас ко дню сегодняшнему.

Неоспоримый плюс книги — возможность читать с любой главы, как бы заглядывая на интересующую вас ступень истории. Так что вы можете начать освоение книги на свой вкус — с Лунгина или с Михалкова, с терактов нулевых или с истории возникновения мультиплексов. А потом вернуться и еще раз понять, чем мы все обязаны истории российского блокбастера.

Евгений Николаев, арт-директор медиа Кинопоиска:

В своей новой книге Хорхе Каррион продолжает путешествие по мировым книжным магазинам и библиотекам, а в процессе оно превращается в крестовый поход против бездушных корпораций и маркетплейсов (которые в России, кажется, спасают читателей и издателей в отсутствие магазинов в принципе). Каррион — настоящий фанат локальных книжных и в целом библиотечной культуры. Одно из эссе в книге называется «Против библиофилии». Для него библиофилия — какая-то очень анахроничная форма потребления, он исследует новые формы существования человека и книги. «Бютор поясняет: „Добавляя книги в наше жизненное пространство, мы пытаемся перестроить его так, чтобы в нем появились окна“. На самом деле мы увеличиваем толщину стен нашего личного лабиринта, сантиметр за сантиметром».

В одном из эссе есть занятное сравнение библиотек и садов. Так вот, кажется, английский сад (в оппозицию французскому, понятному и симметричному), живой, сложный, многообразный и не поддающийся категоризации — это идеальная форма существования книжного мира.

Марат Шабаев, кинокритик, редактор Кинопоиска:

Лаконичное, но не поверхностное исследование, посвященное эволюции идентичности жителей Нового Света с оглядкой на то, что о них думают Старая Европа, Россия и остальной мир. Американист Иван Курилла не вдается в излишние подробности внутренней политики, но при этом все равно убедительно объясняет (менее чем на 300 страницах!), как внешняя политика США и противостояние с Другим привели к появлению Дональда Трампа, при чем тут метафора «града на холме» и как менялось отношение к Гражданской войне на протяжении разных эпох.

«Американцы и все остальные» — отличная книга, чтобы понять, как заокеанская империя стала законодателем политических и культурных мод; причем написанная без кринжовых идеологических перекосов, что особенно ценно. А еще это подходящая книга-компаньон к «Падению империи», позволяющая насытить немного обезжиренный фильм Алекса Гарленда гипотетическими подробностями.

Ксения Грициенко, главный редактор оригинальных проектов Букмейта:

Россия будущего в «Табии тридцать два» — страна, вставшая на путь радикального переосмысления национального прошлого. Причиной всех бед признана русская литература, доминантная и токсичная. Место литературы занял другой предмет с сопоставимым уровнем народной гордости — шахматы, в считаные десятилетия изменившие образ мышления россиян до неузнаваемости. Теперь культура не литературоцентрична, а шахматноцентрична: в школах изучают не Толстого и Достоевского, а партии великих гроссмейстеров. Изменился даже язык — в переписках «едва» сокращается до «е2». У Конакова удивительно получилось написать махровую имитацию классического русского романа, но в мире, где классической литературы больше нет. Даже диалоги в «Табии тридцать два» выверены, как шахматная стратегия, оттого речь героев до гротеска литературна.