Цитаты из книги автора Энн Райс Вампирские хроники. Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых

— Это обычное человеческое отношение, — мгновенно возразил вампир. — Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю почему... Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что человеком овладел Сатана, — все равно что объявить его сумасшедшим.

Можете себе представить эту семейную идиллию: полумрак, папочка-вампир поет колыбельную дочке-вампиру. Только у куклы было человеческое лицо.

Но в этом мире не осталось абсолютно никаких ценностей. Всем заправляет мода. Даже атеизм не более чем дань моде.

В памяти остались только гнев и разочарование, переполнявшие мою душу. Именно это я пытался скрыть за высокомерным смехом и суровой отповедью.

В моем отношении к матери удивительно сочетались огромная любовь и величайшая обида.

Я думал, что с людьми тоже так бывает, они тоже теряют близких и тогда ищут сочувствия, утешения, делят горе с другими.

— Защитишь? — спросил Мариус. — Как ты защитишь их от смертельных врагов?

— Каких врагов?

— Болезнь, моя царица. Смерть. Ты не целительница. Ты не можешь ни даровать жизнь, ни спасти. А они будут ждать подобных чудес. Все, на что ты способна, — это убивать.

«Ты никогда не будешь доволен теми, кого создал. В мире безмолвия и забвения отчуждение и обиды только усиливаются».

Вот бродим по улочкам Парижа, заглядывая в каждый попадающийся на пути кабачок, идем, опустив головы и сопротивляясь дождю и ветру, а перед нами простирается целая вечность, отпущенная нам, чтобы повзрослеть и состариться, но, несмотря на нищету, нас переполняет радость от сознания того, что мы вечны, что будем жить всегда, — удивительная иллюзия, свойственная только смертным...

Только невыносимые люди способны совершить невозможное.

Я ощущал в себе непреодолимое стремление убивать...

— И я тоже, сынок, — ответила она. — И я тоже... — Она взглянула на меня, и лицо ее при этом осветилось очень странной улыбкой.

Я безвозвратно утратил нечто волшебное и очень для меня дорогое.

Мне нравились часовня и песнопения, библиотека, где хранились тысячи книг, колокольный звон, разделявший на части дни, ежедневно повторявшиеся обряды. Меня восхищала царившая повсюду чистота, всепоглощающее ощущение того, что все здесь находится на своих местах и содержится в образцовом порядке, что в огромном доме и в саду всегда можно найти себе занятие.

К тому времени, когда я достиг наконец ворот замка, мне казалось, что я перестал быть Лестатом. Уже не я, а кто-то совершенно другой, пошатываясь, вошел в большой зал, неся на плечах остывшую тушу огромного волка.

вечно юный и вечно древний

Нас окружала пустыня людей, которые бредут по жизни как слепые, живут в вечных заботах и в конце концов неизбежно сочетаются брачными узами со смертью

проникнуть иглой разума в самое сердце мира

Путешествие назад, в Пон-дю-Лак, подарило мне массу впечатлений, самым скучным и утомительным из которых был Лестат.

В ту страшную ночь я понял, что для Лестата значит быть вампиром.
— Он просто хладнокровный убийца. — В словах юноши прозвучал отголосок гнева его собеседника. — Для него нет ничего святого.
— Ничего святого. Только месть. Месть самой жизни. Убивая, он мстил. Неудивительно, что у него не было ничего святого. Настоящее видение вампира было ему недоступно, потому что он сосредоточился на маниакальной вендетте всему человечеству, покинутому им когда-то. Ничто, кроме убийства, не могло доставить радость этой черной душе, полной зависти и злобы. Но и убийство не давало ему ни настоящей радости, ни удовлетворения, потому что он хотел только одного — разрушить чужую жизнь. Вот почему он убивал снова и снова. Его сжигала неутолимая жажда мести — низкая, слепая и бесплодная.

Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю почему... Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче.