И теперь пора настала,
Как Остап в предсмертной пытке
Вскрикнуть с горькою мольбою:
– «Отче, слышишь ты всё это?!»
Но молчит большая площадь,
Где толпятся все народы,
И душа в последней муке
Ждёт ещё ответа: – «Слышу!»
Судить не нам, карать еще не нам,
Нам только пить свое чужое горе.
И пришла белёсая луна,
Озарила тускло мир незрячий,
И прикрыла скорбно тишина
Тех, кто спит, и тех, кто молча плачет.
Но всех прекрасней час, когда душе понятно
Безмолвие ветвей на зеркале озёр.
Судить не нам, рассудят всех века.
И сам Господь пошлет разящий пламень, —
И все-таки дрожащая рука
За пазухой сжимает тайный камень.
Ветер бормотал в деревьях черных,
Как молитву старый мусульманин,
А на влажных тропах и на далях горных
Вечер был не ласков и туманен
ТИШИНА
Вот стучат дверные молоточки,
Стынет тополь сотнями метёлок,
Ярче стали звёзд зелёных точки,
Ярче стал и месяца осколок.
Залил он холодным светом крышу,
Где мерцали днем, как пламень, маки, —
За углом неслышный шаг твой слышу.
Тишина… Спят люди, спят собаки.
И одежду стелет голубую
По садам апрельская прохлада.
Я тебя, любимый, не целую,
В ночь такую ласк земных не надо.
Пусть на миг забудет землю тело,
Станет ясной тишиной одето,
Как дорога – та, что побелела,
Как сады, как вышка минарета.
Декабрь 1936 года, Ташкент
В голубой колодец дня
Изошло огнем светило.
Солнце, солнце, ты меня
Тяжким зноем напоило.
Спелым яблоком загар
Охватил сухую кожу,
Обмороком чёрных чар
Чадный день склонился к ложу.
Там, за лесом, в облака —
В пышно-розовые грозди
Ржавой памятью тоска
Заколачивает гвозди.
А пылающая твердь
Все прозрачней от сгоранья —
Разве это только смерть? —
Это праздник умиранья!
«ЗАБУДЬ»
Есть порою светлые минуты —
Остановки в сумрачном пути,
То мгновенья ласки и уюта,
Их дано не каждому найти.
Те найдут, кому ты дверь открыла
В тихий твой, такой спокойный дом,
И кого забвеньем напоила —
Сладостней всех лучших вин вином.
И с улыбкой стоя у порога,
Всем прекрасный ты дала пароль:
«Позабудь!..» – И улеглась тревога,
Жгучая почти утихла боль.
Завтра пусть в свой грязный мрак и слякоть
Поглотит нас жизненная муть,
А сегодня хмуриться и плакать
Нам нельзя, познав твоё «забудь».
Завтра вновь, как тетиву тугую,
Мы скрепим усталые сердца
И хозяйку будем дорогую
И любить, и помнить без конца
Бывали дни – и путались дороги
Десятками и тысячами лент,
Но час настал один, и серп двурогий
Привёл меня в неведомый Ташкент.
И если вновь запросит сердце бури
В тоске по счастью, – голод утолит
Мне город этот солнца и лазури,
Пленительный в густой его пыли.
И если даже, жизни новый житель,
Я караваны встречу неудач, —
Над головой, как мощный покровитель,
Шатёр ветвей раскинет карагач.
А если смерть мне замолчать прикажет,
И тело примет жёлтая земля,
То в радостную синь ревнивой стражей
Безмолвные взметнутся тополя.
Октябрь 1936 года, Ташк