есколько раз подавая руку Далю, он сжимал ее и говорил:
– Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, – ну, пойдем!
Опамятовавшись, придя в себя, он сказал:
– Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу вверх по этим книгам и полкам, высоко – и голова закружилась.
Раза два присматривался он пристально и спрашивал:
– Кто это? Ты?
Собственно от боли страдал он, по его словам, не столько, как от чрезмерной тоски.
– Ах, какая тоска, – восклицал он иногда, закладывая руки за голову. – Сердце изнывает!
Я был в тридцати сражениях, – говорил Арендт, – видел много умирающих, но никогда не видел ничего подобного, такого терпения при таких страданиях.