Древо Познания.
Только не добра и зла, а — всего.
Ветви ее — отраслевые науки.
Ствол — науки фундаментальные.
А корни же — как Вы думаете — что?
Совершенно верно: философия.
У каждой веточки — своя специфика того, как ей расти, то есть, есть у нее свой метод.
У фундаментального ствола же фундаментальная методика.
А у корневища — своя.
Ее специфика в том, чтобы питать соками и ствол дерева, и — каждую его веточку.
Говоря о древе познания, можно без преувеличения сказать, что эти «соки» — методы мышления.
Которыми «корневище» — философия — питает.
И «ствол» фундаментальных наук, и «ветви» наук отраслевых.
Какой бы высокоразвитой ни была функциональная и функционирующая система жизнеобеспечения «ствола» и «веточек» Древа Познания, если его корневая система подает по цепочке связей, существующих между ней и остальным деревом, соки (методы мышления) не того качества, что нужно, то — «все пропало!»: Древо Познания увядает, засыхает и — умирает.
Если бы человек не знал о неизбежной конечности своего присутствия в этом Мире, не стал бы он «заморачиваться» тем, чтобы хоть что-то делать: зачем, спрашивается, делать что-то сегодня, если это же самое вполне можно будет сделать и завтра.
Или — послезавтра; или — через сто, или — сто тысяч, или — сто миллионов лет, если они у Вас есть впереди?
Ответ — предельно простой: ни-за-чем.
Не верите?
Тогда назовите, пожалуйста, фамилию-имя-отчество того нормального студента, который начинает подготовку к сессии в первый же день начинающегося семестра.
Не можете? И никто не сможет. Тут же такого гипотетического студента спросят его коллеги: «Ты что, ненормальный?».
«Действительно», — подумает он — «и чего это я?».
Зато накануне сессии…
Особенно, если «на кону» — вопрос о получении стипендии…
Тут уж, как говорится, совсем другое дело.
Так и с жизнью человека.
Напоминающей — по своему существу — семестр.
Жизнь без смерти — все равно, что семестр без сессии: гуляй — не хочу!
И — естественно, ничего не делай.
Если же жить с — более или менее, смутным или же — четким — осознанием того, что сессия таки грядет и таки придет ее черед, то со временем студент, он же — человек, — начинает мало-помалу шевелиться: там — «курсовой», там — «лабораторка», там — «МКР»…
Шевелись, студент!
Если хочешь успеть что-то сделать.
Пока таки не пришла Она.
Таким достоинством, произрастающим из недостатка, имеющегося у философии, есть постановка вопросов — с конструктивной перспективой их разрешения — из известной кантовской четвериады.
Помните, как сказано в «Критике чистого разума»?
Первый вопрос: «Что я могу знать?».
Второй: «На что я могу надеяться?».
Но не вообще, а вполне конкретно: «На что я могу надеяться, исходя из того, что я могу знать?».
И, наконец: «Что я должен делать?», — но, опять-таки, не вообще, а во вполне определенных обстоятельствах, то есть, исходя из того, что я могу знать, для того, чтобы мои надежды таки сбылись.
И, только ответив на эти три вопроса, становится возможным дать вполне определенный, обстоятельный, и — в значительной степени — исчерпывающий ответ на последний, четвертый из кантовской четвериады вопрос: «Что такое человек?».
Наука — без подключения философии и использования наличных именно у нее ресурсов — не в состоянии дать сколь-либо вразумительный ответ ни на один из этого «квартета» вопросов.
А философия — вполне.
Кроме болезненных амбиций и высокомерных претензий на свое собственное превосходство над оппонентом в подобного рода ответах по существу нет ничего.
если есть нечто большее, чем наука, то чем, каким инструментом и по какой методике была измерена эта большесть?
Каждое из них, безусловно, заслуживает доброго слова, и притом — не одного.
Его профессиональное достоинство было задето брошенным кем-то из ученых заявлением о том, что философия — не наука. Горячий испанский темперамент Ортеги-и-Гассета вылился в его ответное эпатажное заявление: «да, философия — не наука, ибо она — нечто большее».